Свидетельница смерти [= Театр смерти; Убийство на бис ] - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рорк не понимал, как его организм выдерживает эту пытку, почему он еще не взорвался.
– О боже! Боже мой!
В его голосе зазвучал ирландский акцент. Ева знала, что это происходит, когда он растерян, злится или возбужден. В этот момент она впервые не пожалела и даже порадовалась, что потратила время и нервы на то, чтобы переодеться в вечернее платье.
Ее белье было тоже ярко-красным и составляло резкий контраст с кожей. Она медленно снимала шелковый топ, постепенно обнажая грудь, пока он не упал к ее ногам, скользнув по бедрам. Ее просвечивающие малюсенькие трусики больше демонстрировали, чем скрывали, создавая, однако, флер интимности и привлекательности.
Ева перешагнула через лежащее у ее ног платье, отбросив его большим пальцем ноги в сторону.
– Может быть, мы сначала поужинаем?
Рорк сидел с открытым ртом, тщетно пытаясь поднять глаза на ее лицо.
– А впрочем, я полагаю, ужин подождет. – Она шагнула к нему и присела между ног. – Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.
Рорку хотелось грубо схватить ее, но он заставил себя нежно погладить каждый изгиб на шее, плечах и груди.
– Не двигайся.
Ева знала: откинувшись, он надеется, что она возьмет его пенис. И она сделала все, на что была способна, чтобы доставить ему удовольствие.
Мягкий свет свечей, бликами отражавшихся в серебристых лепестках роз, нежно освещал два слившихся в ненасытных ласках красивых тела. Она держала его в руках, лаская губами и языком. Эротика и нежность, страсть и любовь… Она хотела сделать для него все, все, что только могла.
Рорк застонал, ощущая нарастающее сладостное напряжение во всем теле. Казалось, стук его сердца был слышен во всем городе. У него потемнело в глазах, а дыхание остановилось. Она заставляла его страдать и наслаждаться одновременно. Ее горячее нежное тело скользило по нему, в то время как губы и язык доводили до сумасшествия.
Но вот струна лопнула, не в силах больше сдерживать натянувшее ее напряжение, и он с хриплым рычанием заполнил ее рот и руки собой.
Ева испытала сильнейший электрический удар. Все тело дрожало сумасшедшей крупной дрожью.
Рорк сказал что-то на родном языке, что с ним случалось крайне редко. Она не поняла ни слова. Но затем он приблизил к ней лицо, обдавая горячим прерывистым дыханием, и прошептал:
– Ты нужна мне, Ева. Ты нужна мне!
– Я знаю. – Ева задыхалась от нежности к этому сильному и такому желанному мужчине. Она стала покрывать поцелуями его лицо, еле слышно приговаривая: – Только не останавливайся, только не останавливайся.
В глазах у нее стояли слезы, и мерцающий свет свечей отражался в них. Рорк прижал ее крепче к себе и стал целовать глаза, слизывая слезы страсти и любви.
– Ева!..
– Нет, на этот раз дай мне сказать это первой. И запомни, что я буду говорить это первой. Я люблю тебя. Я всегда тебя буду любить. Будь со мной… – бормотала она, когда он входил в нее. – О господи, оставайся всегда со мной!
Она обвилась вокруг него, прижавшись всем телом. Его руки крепко сжали ее ягодицы. Их глаза встретились, опалив друг друга негаснущим огнем вечной страсти.
Когда она увидела этот ослепляющий огонь в его синих, как небо, глазах и услышала из его уст свое имя, ее губы сложились в счастливую улыбку. Она сдалась.
Ева лежала на животе, разбросав руки. Рорк знал, что в таком положении она лежит, когда окончательно расслабится. Он растянулся рядом, потягивая оставшееся в бокале шампанское и гладя ее нежно по спине.
– У тебя осталось на все полтора часа, – пробормотала Ева.
– Боже, она живая!
Ева перевернулась на спину, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Ты выглядишь очень самодовольным.
– После этого, дорогая женушка, я всегда выгляжу весьма самодовольным.
– Ты помнишь, что это была полностью моя идея?
– И очень хорошая идея, должен тебе заметить. Как ты думаешь, могу ли я рискнуть своей шкурой и спросить, что тебе навеяло ее?
– Ну… – Она снова повернулась на живот. – Ты купил мне шоколадку.
– Напомни мне завтра купить грузовик шоколада.
– Грузовик шоколада убьет нас.
Ева встала на колени и очаровательным движением головы откинула волосы назад. Она выглядела расслабленной, спокойной и удовлетворенной.
– Я все же рискну.
Рассмеявшись, она боднула его головой в лоб.
– Много сладкого часто есть нельзя – это может превратиться в привычку и перестанет доставлять удовольствие. Но ты сделал меня счастливой, и я, кажется, начинаю к этому привыкать.
– Прекрасный способ покончить со сладостями!
– Мне кажется, нам надо перекусить.
– Разумеется, дорогая. Мне претит мысль, чтобы ты мучилась, как рабыня в гареме, и не получила должного вознаграждения. Так что, ты говорила, у нас на ужин?
– Куча разных блюд со странными, забавными названиями.
– Хм…
– Я полагаю, если тебе не понравится меню, можно успеть приготовить что-нибудь другое. Например, яичницу. – Ева соскользнула с кровати и остановилась, обнаженная, оглядываясь вокруг. – Здесь где-то должно быть мое платье.
– Боюсь, что ты ошибаешься. – Он порылся в куче подушек и белья в углу кровати и извлек из нее вконец измятое платье, больше напоминающее теперь ночную рубашку. – Ты можешь надеть на себя то, что от него осталось.
– Не имеет значения.
Ева надела то, что раньше называлось платьем, скользнув в него, как змея в старую кожу.
– Ну, вот теперь, когда перед глазами такое великолепное зрелище, аппетит разыгрался до невозможности.
– Тебе придется напрячься, даже если ты и не в силах после последнего раунда.
Когда он ухмыльнулся, Ева решила, что для спасения платья будет разумнее снять его немедленно.
Ева не знала и половины названий блюд, которые они ели. Но приходилось признаться, что они были весьма вкусными.
– Повтори, как это называется?
– Fruit de la mer a la parisienne.
– Полагаю, если бы они назвали его рыбной солянкой под соусом, вкус блюда от этого не изменился бы.
– Так же, как и с любым другим названием. – Он наполнил ее стакан минеральной водой. – Лейтенант….
– Что?
– Ты, по-моему, изо всех сил стараешься не думать о прошедшем дне. Но все-таки – почему бы тебе не рассказать мне, как ты провела его?
Ева взяла еще один эскалоп.
– Я целый день потратила на… – Она оборвала себя, прикусив от досады язык. – Нет, лучше ты расскажи мне, как провел день.